ИОСИФ ЛИКСТАНОВ - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]

Куда пойти? Мальчики оглянулись. «Змей» стоял у стенки маленькой гавани, на берегу которой было несколько служебных построек. У противоположной стенки темнел грузный корпус другого судна, и было непонятно, как это солидное судно могло забраться в каменный ковш-гавань, не повредив себя и «Змея», Вестовой сообщил мальчикам, что это судно называется «Водолей», что «Водолей» доставил на форт пресную воду и продукты, что сейчас он заканчивает перекачку волы: «Слышите, как стучит помпа?» — и потом двинется в море на дальние форты, а может быть, и флоту понадобится. В заключение вестовой посоветовал мальчикам побродить по стенке: «Только, конечно, без баловства, ребята!» — и позволил взять с собой Митрофана, но с условием, что кот будет возвращён на родной корабль целым и невредимым.

— Это наше корабельное имущество. Мы к нему привыкли, хоть он и одноухий, — сказал вестовой и ушёл в кают-компанию.

Митя посадил Митрофана на плечо, и кот в знак особого доверия обнял его за шею пушистым хвостом и замурлыкал на ухо.

— Не щекочи меня усами, — сказал Митя со смехом. — Знаешь, Витя, что он говорит? Он говорит: «Шоколаду, шоколаду, шоколаду…»

— Потом, — ответил озабоченный Виктор, вглядываясь в силуэт «Водолея».

Друзья обошли гавань и остановились возле кирпичной сторожки, у самого борта «Водолея». На носу корабля разговаривали несколько человек. Борт «Водолея» приходился в уровень со стенкой гавани.

— Смотри, сколько там мешков, бочек, ящиков. Это продукты, да? — спросил Митя, показывая на судно. — Вот здорово можно в прятки играть! Спрячешься, и не найдут…

Виктор что-то шепнул на ухо своему другу. Митя отрицательно покачал головой. Виктор с досадой пробормотал сквозь зубы:

— А говоришь, что моряком будешь. Как же, моряк! Держи карман шире!

Митя пожал плечами и промолчал. Юнга снова зашептал ему на ухо.

— Не хочу, — сказал Митя, но уже не так решительно. — Нехорошо это… Вестовой говорил, что «Водолей» идёт на форты.

— А может, и флоту понадобится, — напомнил Виктор. — Тоже, друг!

Они замолчали.

— Кормовые отдать! — скомандовал кто-то с мостика «Водолея». — Носовые выбрать!

На «Водолее» началось движение. Позванивал машинный телеграф, за кормой судна зашумела вода, вспененная винтом. Борт «Водолея» вздрогнул, и в полутьме было видно, что он чуть заметно движется вдоль стенки.

— Мяу! — вдруг заорал Митрофан, всеми когтями вцепился в плечо мальчика, а потом спрыгнул на землю.

Случилось то, чего никто не мог предвидеть. Послышался звонкий, заливистый лай. Маленькая задорная дворняжка мчалась к Митрофану с явным желанием растерзать его на клочки. В ту же минуту всё кругом озарилось короткой жёлтой вспышкой, и островок вздрогнул от тяжёлого удара. На секунду сердца мальчиков остановились — такой гулкий грохот прокатился над морем. Начались стрельбы.

Митрофан ещё раз мяукнул, мелькнул по стенке чёрным клубком и исчез.

— Он удрал на «Водолей», он на «Водолей» прыгнул! — с отчаянием воскликнул Митя.

— Ага, мы потеряли корабельное имущество! — зловеще сказал Виктор. — Митька, если ты мне друг, за мной!

Командир блокшива сидел в кабинете дежурного службы связи и нетерпеливо ждал, когда можно будет поговорить с фортом. Телефонные аппараты толпились на большом столе, и дежурный хватался то за одну, то за другую трубку, срывал их с рычагов, слушал, записывал, иногда вскакивал, отодвигал и снова задёргивал зелёную занавеску: за ней скрывалась большая карта Балтийского моря, на которую были наколоты силуэты кораблей, вырезанные из картона. С одного взгляда было видно, где находится тот или другой корабль. Возле форта, например, были приколоты силуэты «Водолея» и «Змея».

Дежурил молодой командир. Его лицо разгорелось. Мягкие светлые волосы прилипли ко лбу и потемнели. В трубку телефона он кричал так властно, точно командовал на корабле.

— Сейчас, сейчас, — успокаивая, говорил он нахмуренному Левшину. — Сейчас вызовем форт. Скоро его очередь. Сию минуту!

Он знал, что, если Левшин теряет полчаса для того, чтобы получить трёхминутный разговор с фортом, значит, у него имеется какое-то важное дело.

Когда дошла очередь форта, дежурный завопил в трубку:

— На форту! Алло, на форту! Кончились стрельбы? Позовите командира форта. Командир форта? Привет! Товарищ командир, «Змей» ещё у вас? Кто ушёл? «Водолей»? Спасибо, отметим. А «Змей»? Вот-вот! Попросите к телефону командира «Змея». Что? Он у себя? В таком случае…

Фёдор Степанович подошёл к столу и протянул руку. Дежурный прокричал:

— С вами сейчас будут говорить!

— Алло, товарищ Алексеев! Говорит Левшин… Да! Здравствуйте. У меня просьба: попросите к телефону Кравцова, командира «Змея», и пассажира на борту «Змея» Виктора Лескова, воспитанника блокшива. Да! Буду очень благодарен…

Старик кивнул дежурному и крепче прижал трубку к уху. Он слышал шорох, поскрипывание, точки-тире телеграфа. Сюда же примешался какой-то деловой разговор по интендантской части. Настойчивый голос монотонно повторял: «И пятьдесят мешков муки, пятьдесят, пятьдесят!» Наконец сквозь шорох и гудение проводов послышался точно закутанный в вату далёкий голос:

— Алло, Кронштадт! Это я, Кравцов. Вы, Фёдор Степанович? Хотели поговорить с Виктором? К сожалению, мы не нашли его. Не нашли и второго пассажира, Митю Гончаренко. Исчез и наш чёрный кот Митрофан.

— Как! Куда? — выкрикнул старик и затем в сердцах положил трубку на рычаг.

В это время дежурный отодвинул зелёный занавес и передвинул силуэт «Водолея» на фарватер, обозначенный пунктиром.

— Как дела, товарищ Левшин? — спросил он. — Кажется, речь идёт об отважном юнге Лескове. Как он поживает?

— Чудесно поживает, — ответил старик, бросая сердитый взгляд на силуэт «Водолея». — Заработал ещё пять суток без берега.

— Что случилось? Очередной проступок?

— Куда отправился «Водолей»? — вместо ответа спросил старик. — На самые дальние форты? Благодарю вас!

Левшин нахлобучил фуражку, поправил на себе сумку противогаза и вышел на улицу. Здесь всё было беспокойно. Ощущение тревоги навевали тишина и темнота улиц, движение молчаливых патрулей, беспорядочные порывы ветра.

— Ох, скверный мальчонка! — ворчал старик. — Тебе это даром не пройдёт, будь спокоен. Пять да пять — десять. Десять суток без берега.

Он попытался представить себе, как Виктор перебирался на «Водолей», и невольно усмехнулся.

— Собственно говоря, что случилось? — спросил он себя. — Если Кравцов потащил мальчиков в море, то Витька поступил вполне логично, когда продлил путешествие. Наверное, ловко устроился…

Старый командир поймал себя на том, что одобряет Виктора, и немедленно рассердился.

— Вот отсидит десять суток без берега и призадумается, — пробормотал он. — Надо обуздать. Немедленно обуздать! Мало ему озорничать в одиночку, так он ещё себе товарища нашёл.

Кронштадт молчал. Сквозь занавески окон тускло просвечивали огни, готовые погаснуть по первому сигналу учебной тревоги. Подчёркивая безмолвие города-крепости, непонятно где рокотал мотор самолёта.

— Но как переполошится Костин! — воскликнул старик. — Шутка ли: Витенька в море ушёл!.. Ах-ах!

В вопросах воспитания Виктора Костин-кок имел лишь право совещательного голоса и не решался открыто оспаривать педагогические указания старика. Правда, он считал, что старый командир блокшива слишком суров, что мальчику нужно было бы дать больше ласки, однако держал всё это в глубоких тайниках своего любящего сердца.

Но теперь, когда Виктор исчез, кок нашёл случай сказать Фёдору Степановичу всё, что он думает о его педагогических методах. Он заявил, что Витька, видите ли, малыш, что это надо понимать, что Фёдор Степанович запугал мальчика и вынудил его сбежать в море, что товарищ командир раздул детскую шалость, что…

Командир блокшива вышел из себя и приказал коку замолчать. Он заявил, что не позволит нянчиться с мальчиком, который устраивает безобразия. Он пригрозил коку, что при первой возможности спишет Виктора на плавающую единицу флота, ибо в противном случае Костин совершенно избалует мальчишку.

Костин-кок подчинился старому и любимому командиру, но всё-таки остался при своём мнении. В этот день из-за огорчений кока винегрет оказался пресным, суп пересоленным, а котлеты слишком сухими. Команда блокшива не осталась в стороне от спора. Бакланов утверждал, что, безусловно, прав старый командир, что Виктора надо приучить к порядку, а Пустовойтов находил строгость старика чрезмерной и печалился по поводу того, что вчера неприветливо встретил Виктора на борту блокшива.

«Да, кок переполошится, — думал старый командир, приближаясь к своему кораблю. — Но теперь-то он должен понять, что мы действительно распустили воспитанника, что так продолжаться не может!»